Нынешняя информационная война ведется в глобальной информационной среде. Фото с сайта www.navy.mil.
Информационные технологии стали действенным видом оружия
Запад утратил желание вести классическую войну, поскольку она подразумевает значительные собственные потери, поэтому информационная война становится возможным заменителем войны традиционной. При этом тот же Запад оказался мировым лидером в сфере развития СМИ и информационных технологий, что дало ему возможность превратить их в новый вид оружия.
Этот самый новый вид оружия не просто отменил обычную войну, он полностью захватил противника и поставил его под свой контроль без единого выстрела. Подобный способ ведения боевых действий открывает поистине безграничные возможности. Правда, сейчас неожиданно выяснилось, что новым оружием овладел не только Запад и что информационная война может-таки вылиться в войну традиционную. А то и ударить по тем, кто ее развязал.
Одной из узких разновидностей информационной войны является кибернетическая война. Чем более цивилизация цифровизируется, тем больший ущерб способны причинить кибератаки. Кибератака, например, на банковскую систему определенной страны создаст огромные проблемы, но вряд ли кого-нибудь убьет. А вот атака на энерго- или транспортную систему крупного города или региона может привести к многочисленным жертвам и серьезным разрушениям, по сути, она не будет отличаться от классического военного нападения. Если атакованное государство выясняет причину катастрофы и источник кибератаки, оно при наличии соответствующих средств может ответить тем же. В итоге получится, что при формальном отсутствии войны последствия для сторон оказываются такими же, что и при ее наличии.
Если обмен кибернетическими ударами затягивается, то в конце концов одна из сторон практически неизбежно нанесет удар противнику обычными военными средствами. Информационная война перерастет в классическую. А может перерасти и в ядерную, если стороны обладают этим оружием.
С собственно информационной – точнее, психологической – войной все гораздо сложнее и серьезнее.
В современной истории есть очень яркие примеры побед и поражений в таких войнах. Вьетнамскую, афганскую («Афганский урок для России» – «НВО», 06.04.18) и первую чеченскую войны («Война, проигранная по собственному желанию» – «НВО», 13.12.19) США, СССР и Россия соответственно проиграли в первую очередь не противнику на поле боя, а в информационной сфере – собственным СМИ и сформированному ими общественному мнению в своих же странах. США и Россия сумели сделать адекватные выводы из этих поражений, что подтвердили «Буря в пустыне» и вторая чеченская война («Победа вопреки» – «НВО», 31.01.20).
СССР же сделать выводы не успел. Его уничтожение стало самой грандиозной и самой успешной информационной операцией в истории человечества. Причины гибели СССР мифологизированы, по сути, та информационная операция до сих пор не закончена. Гонка вооружений была отнюдь не главной причиной краха страны. Несравненно больший вклад в этот крах внесла общая неэффективность советской экономики в совокупности с непомерными внутренними и внешними обязательствами, но и это не самое главное. Основной причиной разрушения сверхдержавы стали именно информационно-психологические аспекты: грандиозная пропагандистская операция Запада в совокупности с крайним догматизмом (а точнее – просто тупостью) советских партийно-идеологических органов. Откровенное и всем очевидное вранье советской пропаганды о ситуации внутри страны и попытка при этом заткнуть «вражьи голоса» путем их незатейливого глушения привели к тому, что практически вся советская интеллигенция и очень значительная часть пролетариата полностью перестали верить собственной власти, а те самые «вражьи голоса» воспринимали как истину в последней инстанции. В конце концов эти настроения охватили и партийно-советский аппарат, после чего страна была обречена. Причем в авангарде процесса находились наиболее развитые республики Союза – РСФСР и прибалтийские республики.
Вполне естественно, что победители в значительной степени абсолютизировали данный опыт и стали его регулярно повторять. Причем повторение в целом ряде случаев также принесло успех. Самый яркий пример – украинский майдан 2013–2014 годов. Сценарий информационной операции против СССР был повторен практически полностью, майданная массовка, как и значительная часть советского (в первую очередь – российского) населения четвертью века раньше, воспринимали Запад как нечто идеальное и непогрешимое, присоединение к которому автоматически решает все внутренние проблемы страны. По сути, Украина пошла по пути России с опозданием на четверть века, имея из-за этого отставания худшие стартовые условия и получив гораздо более драматичные последствия. Тем более что в российском руководстве в начале 1990-х было немало настоящих идеалистов, которые действительно верили в светлую западную перспективу, а реальные организаторы украинского майдана были предельно циничны.
Активно ведется такая война и против России, это очевидно любому человеку, кто ежедневно пользуется интернетом и при этом способен анализировать его содержание, абстрагируясь от набора пропагандистских штампов различной направленности. Правда, ее организаторы, абсолютизировав опыт разрушения СССР, не очень понимают, что нынешняя Россия от СССР отличается радикально во всех аспектах (иногда, правда, нам рассказывают, что мы «возвращаемся в СССР», но это как раз и есть пример пропаганды либо откровенный бред городских сумасшедших). Кроме того, надо признать, что интенсивность информационной войны против России снизилась после прихода к власти в США Дональда Трампа.
Но совсем она, разумеется, не прекратилась, о чем, например, свидетельствует история с «российским допингом». Нет сомнений, что этот самый «российский допинг» – проблема вполне реальная. Не менее очевидно и то, что действия WADA не имеют никакого отношения к борьбе с данным явлением, поскольку наказание (исполненное в чисто сталинском стиле коллективной ответственности) абсолютно неадекватно, несправедливо и абсурдно. Это ни в коем случае не «борьба за чистоту мирового спорта», а именно хорошо продуманная информационная операция, которая ведется в той практически единственной значимой для России сфере, где Москва не имеет возможности игнорировать правила, установленные Западом, и играть по своим. Благодаря этому Россия поставлена в положение, из которого нет никакого хорошего выхода, зато есть вероятность возникновения серьезных внутренних расколов в треугольнике «власть – спортивное сообщество – общество в целом». Правда, в данном случае под такую ситуацию мы подставили себя сами.
Нынешняя информационная война ведется в глобальной информационной среде. Эта глобальность обеспечена развитием интернета, охватившего почти все человечество (кроме наименее развитых стран Тропической Африки и Южной Азии). При этом объем информации уже колоссально велик и продолжает лавинообразно нарастать. Ориентироваться в этом объеме информации обычный человек не может, даже для высокообразованных людей это становится проблемой. В такой ситуации не следует удивляться появлению феномена fake news – откровенно лживых новостей, которые становятся прекрасным оружием в информационной войне. Более того, данный феномен логично дополняется концепцией постправды, которая означает, что правды больше не существует: объективная реальность и факты, из которых она состоит, теперь почти никого не волнуют, гораздо важнее эмоциональная оценка событий, а не их фактологическое наполнение.
Например, официальное расследование гибели малайзийского «Боинга-777» над Донбассом в июле 2014 года является откровенным издевательством над юриспруденцией («Кто же сбил «Боинг» над Донбассом?» – «НВО», 13.07.18). Совершенно очевидно, что оно ведется не для установления истины, а именно для создания соответствующего эмоционального фона в обществе. Весьма символично, что больше всех недовольна подобным ходом следствия незападная и, с западной точки зрения, недемократическая Малайзия. Только она требует именно правды (еще один парадокс в том, что Малайзию отстранили от расследования, хотя самолет принадлежал ей). Примерно та же история с освещением событий в Сирии, где «жестокий диктатор Асад уничтожил более 200 тыс. мирных сирийцев», при этом ему героически противостоит загадочная «умеренная оппозиция». Какая именно из многочисленных группировок исламских радикалов считается «оппозицией» и в чем состоит ее «умеренность» (видимо, они отрезали перед камерами меньше голов своим оппонентам, чем не менее загадочные «террористы») – спрашивать бессмысленно. Правда никому не нужна, нужен эмоциональный фон. Жертвой данного явления уже пала классическая западная журналистика, стремившаяся любой ценой выявить и донести до людей именно правду, а теперь вместо нее тупые пропагандистские машины с прежними по инерции уважаемыми названиями газет, журналов и телерадиокомпаний.
В итоге установление истины действительно становится невозможным, а каждое событие порождает множество версий, оказывающихся элементами информационной войны. В качестве примера можно привести известное дело двухлетней давности об «отравлении Скрипалей». Здесь сразу появляются следующие версии.
1. Скрипалей отравили российские агенты в качестве мести за предательство.
2. Скрипалей отравили англичане (или американцы), чтобы все подумали, что Скрипалей отравили российские агенты в качестве мести за предательство.
3. Скрипалей отравили российские агенты, чтобы все подумали, что Скрипалей отравили англичане (или американцы), чтобы все подумали, что Скрипалей отравили российские агенты в качестве мести за предательство.
4. Скрипалей вообще никто не травил, а всю историю полностью выдумали англичане, чтобы все подумали, что Скрипалей отравили российские агенты в качестве мести за предательство.
Каждый человек может выбрать понравившийся вариант (тем более что каждый из них имеет полное право на существование), после чего никакие самые железные доказательства, представленные Лондоном или Москвой в поддержку любого из них, уже никакого значения иметь не будут.
Интернет стал неисчерпаемым источником информации и выразителем различных мнений, но он же стал грандиозным дезинформатором, главным генератором fake news и источником искажений общественного мнения. Существует популярная фраза «интернет взорвался», когда речь идет о каком-то общественно значимом событии. Этот самый «взрыв интернета» как бы является синонимом выражения «настоящего» отношения людей к данному событию. Для специалиста фраза «интернет взорвался» звучит смешно и глупо. Потому что совершенно неясно, сколько в потоке постов в соцсетях реальных мнений реальных людей, а сколько написано проплаченными троллями, ведущими информационную войну (причем последние могут даже не являться гражданами той страны, где произошло обсуждаемое событие). Классический пример – «взрыв интернета» в связи с пожаром в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня» в марте 2018 года, в котором погибли 60 человек. Интернет был забит «свидетельствами очевидцев» о сотнях или даже тысячах погибших, чьи трупы «вывозились «КамАЗами», а «преступная власть скрывает правду». Вполне ожидаемо выяснилось, что «очевидцы» писали отнюдь не из Кемерова, а с Украины. И это не было просто хулиганством, это была информационная война, направленная на подрыв России изнутри. И даже среди реальных людей, выражающих свое как бы реальное мнение, очень значительная часть живет уже в своей постправде: их совершенно не интересует суть обсуждаемого события, они уже заранее сформировали свою эмоциональную оценку, правда им совершенно не нужна.
Украинский майдан 2013–2014 годов был разыгран по сценарию информационной операции против СССР. Фото Reuters
В итоге появляется множество параллельных реальностей, в которые переселяется значительная часть людей. Желание вернуться от постправды к правде сохраняют очень немногие. Наоборот, у переселившихся в параллельную реальность очень быстро атрофируется способность хоть к какому-то критическому мышлению. Параллельные реальности могут совершенно очевидно противоречить реальной реальности, но это не мешает огромному количеству людей в них жить. Например, одна из самых популярных у нас параллельных реальностей – та, в которой существовал чудесно-сказочный СССР, по сравнению с которым нынешняя Россия совершенно ужасна. Фактически это порождает информационную гражданскую войну, не менее, а, может быть, даже более опасную для российского общества, чем информационная война с внешним противником. Это при том что жизнь в нынешней России для абсолютного большинства населения – отнюдь не только для москвичей – качественно отличается от жалкого убожества советской действительности. По качеству и количеству товаров и услуг (включая обеспеченность жильем), по уровню развития всех без исключения элементов инфраструктуры, по уровню доступа к информации, по степени свободы передвижения, по продолжительности жизни, по уровню безопасности жизни населения (включая количество уголовных преступлений и ДТП), по уровню прав и свобод (включая даже свободу политической деятельности) современная Россия настолько превосходит СССР, что их даже сложно сравнивать.
Причем СССР уже с 1970-х годов системно деградировал по многим направлениям, большинство очевидных и очень значительных достижений современной России (например, в сфере информационных технологий) в советской системе были бы невозможны. Пожалуй, лишь по одному показателю Россия действительно уступает Союзу – по уровню развития образования и науки. К сожалению, это не только наша проблема: уровень образования и интеллекта населения падает практически везде, кроме Восточной Азии. Возможно, это и является ключевым фактором: чем ниже уровень образования и интеллекта, тем проще «впарить» людям любой бред – грузовики трупов в Кемерове, агрессивный блок НАТО, готовящийся к агрессии против России, великого Сталина, прекрасного Брежнева и преступника Ельцина, чудовищного Асада, убившего 200 тыс. человек, проведение референдума в Крыму «под дулами автоматов» и т.д. и т.п. Здесь специально приведены тезисы из различных, как бы противоположных по содержанию параллельных реальностей. Объединяет их одно – они не имеют никакого отношения к реальной реальности.
При этом важно отметить, что сама по себе концепция постправды могла появиться только в рамках гораздо более широкого явления постмодернизма, который в данный момент превратился на Западе в доминирующий стиль мышления, а неразрывно с ним связанная леволиберальная идеология стала, по сути, «единственно верным учением». Постмодернизм родился из разочарования в модернизме с его идеалами гуманизма, науки и прогресса. Вместо этих идеалов стали культивироваться индивидуализм, гедонизм, культ потребления и неограниченного выбора, массовая культура и эстетизация обыденности как противоположности классическому искусству. Началом становления постмодернизма стали массовые выступления студентов Сорбонны в 1968 году под лозунгами типа «Запрещено запрещать» или «Будьте реалистами – требуйте невозможного». Кумирами студентов были Че Гевара и Мао Цзэдун, именно из их среды вышел Пол Пот, вскоре организовавший геноцид собственного народа во имя строительства в Камбодже коммунизма.
Важнейшей составляющей постмодернистской леволиберальной идеологии становится культ идентичности каждого отдельного человека и толерантности, когда все остальные должны безусловно уважать любую индивидуальную идентичность. Отсюда гипертрофированная защита интересов разнообразных меньшинств в ущерб интересам большинства и разрушение общественных идентичностей (в первую очередь – национальных и идеологических) в ущерб индивидуальным. Это не гасит социальные конфликты, а лишь усиливает их (в частности, мультикультурализм порождает в качестве ответной реакции агрессивный национализм и религиозный экстремизм), однако обсуждение данной проблемы на Западе практически полностью табуировано.
При формально безупречно функционирующей демократической системе политическая борьба, по сути, превращается в рекламное шоу соревнующихся группировок, исповедующих практически одинаковую идеологию. Классические левые и тем более классические правые партии, пытающиеся обсуждать реальные проблемы общества и вернуть выборам их изначальную суть (соревнование идеологий), подвергаются массированной травле, становятся объектами информационной войны внутри собственной страны. Абсолютная свобода выбора во всем и культ идентичности уничтожают сами понятия «хорошо» и «плохо», подрывая тем самым основы социального устройства общества. Кроме постправды, из постмодернизма еще раньше родился постгероизм – отрицание любого сознательного самопожертвования. Именно это привело к тому, что армии стран НАТО утратили возможность вести войну с равным по силам противником, отсюда и гипертрофированное внимание к информационной войне.
Ведение информационной войны против внешнего противника может преследовать мелкую цель, в этом случае, как правило, достаточно обеспечить подрыв противника изнутри и его психологический слом. Именно таким образом было обеспечено поражение России в первой чеченской войне. При этом до сих пор не очень ясно, до какой степени это поражение было организовано Западом. Возможно, что полностью вестернизированные в тот момент российские СМИ и основные политические силы всё сделали сами (подобно американским СМИ и политикам во время вьетнамской войны). Если преследуется более глобальная цель взятия противника под свой контроль, только его подрыва и психологического слома недостаточно, необходим положительный пример, в качестве которого Запад предлагает самого себя. Именно таким способом был уничтожен СССР.
При этом для значительной части общества в позднем СССР и «странах социалистического содружества» положительным примером (точнее – идеалом) был классический Запад эпохи модернизма. Под таковым подразумевалось не только материальное изобилие, но также равенство всех перед законом, реальная политическая борьба (а не рекламное шоу), реальная свобода слова (а не пропаганда, очень напоминающая советскую). В конце 1980-х – начале 1990-х на Западе действительно сохранялись многие элементы этой классики, которые к настоящему моменту изжиты почти полностью. Сегодня информационную войну ведет постмодернистский Запад, который, по сути, может предложить лишь модель неограниченного материального потребления, но таковая сейчас имеет место практически по всему миру (были бы деньги, а товар можно купить любой и везде). Постмодернизм вообще и постправда в частности очень облегчают Западу возможность вести информационную войну (поскольку исчезают моральные ограничители), но при этом Западу становится гораздо сложнее выставлять себя в качестве положительного примера. Более того, против него становятся возможными эффективные ответные действия.
Классический Запад эпохи модерна был практически неуязвим для советской пропаганды, советская модель не имела никаких реальных преимуществ перед западной. Точно так же классический Запад был бы неуязвим перед нынешней российской моделью. Классическая демократия была почти неуязвима по отношению к разнообразным авторитарным и тоталитарным моделям, в ее эпоху современные истерики Запада по поводу «российского вмешательства в выборы» силами нескольких сотен хакеров были бы принципиально невозможны из-за их очевидной абсурдности.
Постмодернизм и левый либерализм подорвали классическую демократию изнутри, то есть сработали за противника (под которым в данном случае совершенно необязательно подразумевается Россия). Разумеется, подобная постановка вопроса на современном Западе будет табуирована, как и все остальные проблемы, порожденные постмодернизмом. В результате возникает совершенно немыслимая 30 лет назад ситуация, когда для все более заметной части западных обществ российские пропагандистские телеканалы и интернет-ресурсы становятся тем же, чем были «Голос Америки», «Свобода», Би-би-си для советских людей (в арабском мире «Русия аль-Яум» уже догнала по популярности «Аль-Джазиру», далеко обойдя любые другие СМИ). Запад начинает вести себя по отношению к российским пропагандистам так же, как советские идеологи вели себя по отношению к западным «вражьим голосам» (которые были точно такими же пропагандистами), – грубо затыкать им рот. Безусловно, информационная кампания Запада обеспечивает ему наличие определенной «пятой колонны» внутри России, но она в разы меньше, чем на Западе того ожидали. А с другой стороны, у России появляется ненамного меньшая «пятая колонна» на Западе. В итоге исход информационно-психологической войны становится совершенно непредсказуемым. Тем более что нынешние российские пропагандисты по уровню квалификации на голову выше своих советских предшественников. Хотя бы потому, что им приходится действовать в остроконкурентной среде тотальной информационной открытости.
Советское информационное пространство было почти полностью закрыто, что дало обратный эффект. Российское информационное пространство буквально открыто настежь: интернет есть везде, он почти полностью свободен, электронные переводчики позволяют читать тексты на всех языках. В результате российская пропаганда не только выигрывает внутри своей страны, но и все более успешно действует за ее пределами.
Ярким олицетворением новой ситуации стала нынешняя вспышка информационной войны между Москвой и Варшавой. То, что сказал российский президент о действиях Польши в предвоенные годы, надо было говорить еще 20 (если не 30) лет назад. Совершенно непонятно, почему Россия (которая к тому же ни с какой точки зрения не СССР) должна бесконечно каяться за пакт Молотова-Риббентропа, если другие европейские страны совершенно не хотят каяться за свои сговоры с Гитлером, которые имели место раньше советско-германского договора. Что особенно интересно, первой договор с Германией в январе 1934 года подписала именно Польша, тем самым выведя Гитлера из международной изоляции. В марте 1938 года случился знаменитый Мюнхенский сговор, по поводу которого Черчилль сказал великолепную фразу: «Выбирая между войной и позором, Британия выбрала позор и теперь получит войну». Великий англичанин был абсолютно прав: первый шаг ко Второй мировой был сделан в марте 1938 года в Мюнхене, а отнюдь не в августе 1939 года в Москве. Польша в Мюнхене ничего не подписывала, но зато приняла вместе с Германией прямое участие в дележе Чехословакии. Через полтора года поделили ее саму.
В 2014 году именно из Польши прозвучала другая замечательная фраза: нынешнее НАТО – даже не бумажный тигр, а мыльный пузырь. Тем не менее «аннексия Крыма» и «вторжение России на Украину» не заставили Варшаву создавать кризисный штаб. Таковой создается теперь – для реакции на высказывания Владимира Путина! И это правильно: реальная информационная война с Москвой для Варшавы опаснее российской военной агрессии – заведомо невозможной. Потому что она разрушает важнейший исторический миф, на котором строится современная Польша, – о стране, павшей невинной жертвой двух тоталитарных режимов. Кстати, в ходе строительства данного мифа совсем забылся тот факт, что предвоенная Польша, по сути, была полноценным фашистским государством, по уровню тоталитаризма она совсем ненамного уступала сталинскому СССР и гитлеровской Германии. В Варшаве категорически не хотят, чтобы сами поляки и жители других стран вспомнили эту крайне неудобную правду. Таким образом, слова Путина, по их мнению, являются гораздо большей угрозой для национальной безопасности Польши, чем российская военная мощь.
В не очень отдаленном будущем в тотальную мировую информационную войну в качестве третьей силы вполне способен вмешаться Китай. Активно создаваемая им цифровая система оценки людей, когда каждому гражданину страны начисляются баллы за «хорошее» поведение и вычитаются за «плохое» (что имеет для гражданина вполне практические положительные и отрицательные последствия) выглядит как воплощение антиутопий Джорджа Оруэлла или как мир в фильме «Матрица». Тем не менее эта система может показаться привлекательной очень многим, особенно в условиях, когда постмодернизм отменил естественные и необходимые для нормальных людей понятия «хорошо» и «плохо». Кроме того, Пекин начинает продвигать идею «общей судьбы человечества», подразумевающую, в частности, право каждого народа на выбор собственной модели развития (при общем китайском руководстве, о чем прямо, конечно, не говорится). Запад с его культом идентичности для индивидуумов, полностью отрицает таковую для обществ, навязывая всем свою модель любыми способами, включая военную силу.
Таким образом, содержание идеологии входит в прямое противоречие с практикой, а цель (свобода) – со средством (грубая сила). И здесь китайская модель для многих имеет шанс оказаться гораздо более привлекательной. Глобальный тоталитаризм может прийти как прямое следствие безграничной свободы, что, видимо, будет вполне логично.
Александр Храмчихин
Александр Анатольевич Храмчихин – заместитель директора Института политического и военного анализа.
Источник: vpk.name
